Непокорность чердынской земли проявилась, на мой взгляд, и в своеобразии христианского церковного убранства. Чердынь — центр распространения уникальной деревянной скульптуры, в целом нехарактерной для убранства русских церквей. Происхождение этого обычая неизвестно, не исключено, что он, как и обычай украшать церковные здания луковицами, привнесен много веков назад из Скандинавии. Однако, пермские деревянные боги имеют ярко-выраженные черты коми: раскосые глаза, выступающие скулы, темные волосы и проч. Древнейшие скульптуры, сохранившиеся до наших дней, датируются XVII веком и находятся в Пермской художественной галерее, но все они были найдены, в основном, на чердынской и соликамской земле. Особенно интересна, на мой взгляд, деревянная икона Святой Параскевы Пятницы. День этой святой совпадает с днем поклонения древней языческой богине, изображаемой вместе со склоненными к ней слева и справа мифическими существами. По бокам от святой Параскевы на барельефе деревянной иконы также располагаются ангелы – один слева, другой справа. И языческий, и христианский праздники имеют похожую направленность – поклонение плодородию и материнству.
Самое запомнившееся мое ощущение в Чердыни – это ощущение свежести и угрюмой чистоты. Низкое серое небо. Малолюдные вечерние улицы, почти без автомобилей и, конечно, без светофоров. Невозмутимо жующие жвачку, отдыхающие на холодной, мокрой от дождя земле коровы на фоне старинной церкви. Маленькая женщина экскурсовод, взахлеб рассказы-вающая о своем родном городе. Я слушала ее с интересом и задавала уточняющие вопросы. Получила приглашение приезжать в гости и телефон…(!) Для сравнения: недавно, в рамках пермского фестиваля Текстура познакомилась с гламурным фотографом из Москвы. Водила его по улицам Перми. Зашли в кафе (москвич проголодался). Я взяла себе чашку горячего шоколада, разменяв к удивлению раздатчицы, пятитысячную купюру. Москвич не предложил угоститься чашкой шоколада за его счет. Видимо, чем дальше провинция от столицы, тем люди там более гостеприимны и менее скаредны, при своей мизерной, по сравнению со столичной, зарплате…
Очень впечатлил меня в Чердыни исторический рассказ о часовне, построенной в память о погибших родителях. При очередном нашествии на Чердынь вогулов, все мужское население города вышло с оружием навстречу врагу. Силы были неравные. Вогулов было больше в сотни раз. Все чердынские мужчины погибли, но вогулы, почему-то ушли, не пошли в город. Своей смертью мужчины спасли остававшихся в городе жен и детей. Дети выросли и построили в память об этом событии часовню.
И еще один пример непокорности удивил меня в Чердыни. Сюда был сослан во времена сталинизма известный поэт О. Мандельштам, сочинивший в самый разгар культа личности:
-Мы живём, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца, -
Там припомнят кремлёвского горца
Его толстые пальцы, как червы, жирны,
А слова, как пудовые гири верны.
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.
А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычит.
Как подковы куст за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него, - то малина
И широкая грудь осетина
Стихотворение передавалось в устной форме в Москве самым доверенным людям. Кто-то из «доверенных» донес куда надо… О чердынской ссылке Мандельштама напоминает мемориальная доска на фасаде больницы…
(Продолжение следует)

• 
• 
•